Я хочу чтобы оно лежало у меня, потому что.. просто до дрожи~
Задумчиво* может быть это самая обычная история, универсальная? О неоправдавшемся ожидании, о невзаимном чувстве.
Наверное сюда можно подставить любые, на свой взгляд подходящие имена, сделать поправку на антураж, подробности и отдельные слова.. можно наверное.
Истории о несостоявшейся любви кажутся все на одно лицо, правда? Нанизаны отдельные личные детали на одинаковый костяк.
Я плакала все горче от каждого попавшегося похожего момента, к концу рассказа я рыдала навзрыд - ассоциаций было ..так много.
Не то чтобы я в последнее время слишком убивалась от отчаяния, но каким-то водоворотом этот текст таки вынесло мне на глаза.
И меня хм.. скрутило.
Сэм х Грей
Я знала, что никогда не стану одной из ее подруг. Не стану близким для нее человеком.
Я утешала себя тем, что порой приятельские отношения лучше, чем дружба.
Лучше, чем близость. Я утешала себя этим, но помогало мало. Познакомились мы на 1 курсе. В конце августа был общий сбор, где первокурсники встречаются друг с другом. Этот день был странным. Я думала, что приду туда и удивлю их, я думала, что приду – и начну говорить со всеми, сразу покажу, чего я достойна, что я умею. Мы начали представляться. Кто ты, как тебя зовут, что тебе нравится. «Что тебе нравится?» - спросили меня. Я замялась, хотя до этого придумала целую речь. «Я люблю писать». «Я люблю писать, я сама доброта», - сказала я. Она сидела напротив; посмотрела на меня и промолчала.
У нее были серые волосы с синими прядями и большие наушники. Теперь мне нравится серый. Теперь у меня есть большие наушники. Я стараюсь удержать ее образ.
Она курила Lucky Strike – и вот я их тоже курю. Это напоминает мне о ней. Я прихожу в университет и жду момента, когда на паре можно будет выйти покурить. В тишине. Дойти до того места, где мы стояли рядом, включить музыку, которую мы слушали, - и курить.
До первого курса я делила людей на мужчин, женщин, детей и котов. Я была воспитана в очень традиционной семье; носила юбки, выглядела очень женственно, считала, что можно жить только так, а все остальное – это временное. Не признавала ничего, что отходило от нормы.
читать дальшеПервых два месяца я ее ненавидела.
Я узнала об одной ее девушке, потом о второй, потом узнала о ее парне и просто не могла понять, как. Как она такая существует. Я не могла называть ее в мужском роде; я ее не понимала. Но написала ей первой: «Расскажи, что ты любишь есть». Она сказала, что это скучный вопрос; ее интересует музыка. Что ты слушаешь, какие твои любимые группы, слышала это? А это? – она похвалила мой музыкальный вкус.
Мы ставили вместе сценку для дня первокурсника, репетировали почти каждый день. Я пыталась понять и проникнуться тем, чем она живет. Мне очень не хватало человека, о котором я могла бы заботиться. Я пыталась занять себя чем-нибудь.
Начались мои приходы в университет с интересом: кто что сделал, как прошла репетиция. Она играла главную роль, поэтому я следила за тем, как она появляется на репетициях, как посещает пары. А потом она исчезла на полторы недели. Я написала: «Что с тобой?». Она ответила: «Мои проблемы – это мои проблемы». Я накричала на нее и сказала, что если она не придет в университет, до выпуска я не буду с ней разговаривать. В ответ я получила только одно слово. «Ладно».
От нее началась моя патологическая боязнь слов «Ок», «Ладно», «Хорошо». Как будто от тебя пытаются отвязаться. Как будто ты надоел.
Она пришла на следующий день.
Она пришла с волосами, выкрашенными в фиолетовый, с рубашкой на выпуск. Я смотрела на нее и думала: «Красивая». Она была маленькой и хрупкой. Я смотрела на девушку и думала: «Какая у нее фигура». Я отозвала ее в сторону, чтобы объяснить свое поведение, то, что я сорвалась на нее. «Меня сложно обидеть». – «А меня – легко». Я хотела ее понять: попросила скинуть рассказы, которые бы говорили что-то о ней. А вечером написала ей о том, что у нее классная фигура. «Я не понимаю, чего ты от меня хочешь» - такой был ответ.
Когда я прочитала ее рассказы, единственный вопрос, который у меня был, - «как». Как ты это пишешь, откуда это берется, как, как, как, как ты это делаешь? Я написала ей: «Пожалуйста, приходи в университет». Я хотела увидеть ее и поговорить с ней. Она, конечно же, не пришла: « Я была в плохом состоянии». Я не могла спросить, что случилось, ведь «ее проблемы – это ее проблемы». Мне слишком хотелось ее увидеть, слишком хотелось поговорить с ней, поэтому я написала, что так поступать с нормальными людьми нельзя. «А что такое нормальные люди? Я нормальная?»
«Я могу встретиться с тобой в любое удобное для тебя свободное время», - написала я.
«Я не смогу завтра. И послезавтра не смогу. Не думаю, что у меня есть свободное время».
После этого я никогда не чувствовала себя в праве отрывать ее, звать ее на встречи, настаивать на том, чтобы увидеться. У нее не было свободного времени для меня.
На дне первокурсника мы должны были пойти отмечать в парк, но она сказала, что у нее нет ни желания, ни настроения куда-то идти. А я вышла из зала, села на пуфик и горько зарыдала. «Почему никто не ценит то, что я делаю? Почему всем наплевать?..». Она разозлилась: «Я пойду».
В тот же вечер, после нескольких стаканов вина, в парке она подошла ко мне – я сидела вдали от остальных, наклонилась ко мне.
Я сказала: «Посмотри на меня, кому я такая нужна?»
И она ответила: «Внешнее ничего не значит».
Она дотронулась лбом до моего лба и тихо сказала: «Мне никогда не будет наплевать на тебя». Я попросила: «Не уходи». Ей нужно было домой; она выпила, боялась не добраться вовремя, но я, зная это, попросила: «Не уходи». Она ушла. Я знала, что она не хочет оставаться со мной одна. После этого она решила раскрыться мне: дала послушать свою любимую музыку, мы долго говорили о концертах, песнях, о том, что ей нравится и что не нравится. Однажды, гуляя, я слушала «ее» музыку и заплакала, потому что мне показалось, что я наконец поняла ее. Я поняла ее «плохое состояние». Поняла, что с ней происходит.
Чуть позже я решила намекнуть ей о своей симпатии; она снова стала пропадать из университета, и тогда я написала: «Ты нуждаешься в заботе и защите». Нужно было написать: «Я нуждаюсь в том, чтобы защищать и заботиться о тебе».
«Что? Я сейчас просто потерял дар речи».
«Тебе нужен человек, который бы о тебе заботился».
«Я терпеть не могу, когда обо мне заботятся. Ты плохо меня знаешь. Ты ждешь от меня чего-то, что я не могу тебе дать. Ты превращаешь меня в какой-то образ, к которому испытываешь привязанность. Не превращай меня в героя».
Она чувствовала себя плохо в моей компании, она часто злилась; ее задевало, когда я говорила, что у меня ничего не получается и никто меня не ценит. Я видела людей, с которыми она общается: это были творческие девушки, таких точно заметишь в толпе – и была я. Я знала, что никогда не стану одной из ее подруг. Не стану близким для нее человеком. Я утешала себя тем, что порой приятельские отношения лучше, чем дружба. Лучше, чем близость. Я утешала себя этим, но помогало мало.
Когда я начала отдаленно говорить о своих чувствах к ней, у меня исчезла половина друзей. Мой самый близкий друг, с которым я дружила с младшей школы, сказал: «Это все от недостатка секса». А потом пожелал мне никогда больше не появляться в его жизни и сдохнуть. Моя одногруппница постоянно высмеивала меня: «Что, она вернулась в университет, и теперь ты будешь таскаться за ней?». На одной общей тусовке мой одногруппник сказал: «Видно, что она относится к тебе не как к человеку, с которым общается только по учебе». Было видно всем, кроме меня.
У нас в группе было принято обниматься при встрече и при прощании, поэтому я очень ждала, когда она появится в университете. Она не приходила. Она не приходила неделями. Я смотрела в сетях за тем, жива ли она, все ли у нее хорошо. Привычка беспокоиться о ней.
Под Новый год, я решила, что нужно что-то делать с собой и своей жизнью. Написала ей письмо. Длинное. На несколько страниц. Я написала, что чувствую к ней любовь. Именно любовь, не дружескую привязанность, не симпатию, - любовь. И, скорее всего, она будет существовать для меня вечно. И я всегда буду испытывать к ней нежность.
Она открыла письмо сразу же. И не отвечала три дня.
Я пришла в университет и сразу увидела ее. Она ни с кем не здоровалась, сидела на последней парте, молчала – никаких признаков жизни. Я очень испугалась: я не знала, что делать и что говорить. Я думала, что любое общение между нами после этого закончится.
Она подсела ко мне, предложила слушать музыку, а сама начала рисовать. Я сидела и смотрела, как она водит по листу карандашом. И надеялась, что пара никогда не закончится. Что я просто смогу быть рядом с ней всегда. Что этот момент не пройдет. Но это было невозможно.
Она ходила за мной и смотрела на меня. Она проводила меня до метро. Единственный день, когда она ходила за мной, а не я за ней. В последний момент, когда я уже собиралась спускаться к поезду, она обняла меня. И сказала: «Наконец-то».
Обняла крепко. И снова ушла.
К сессии у нее был недопуск. Я сдала практически за нее: я написала все рефераты, сдала зачеты, закрыла ее пропуски. Я писала даты, когда и куда ей нужно прийти, стояла вместе с ней, ждала ее. На экзамены к ней в гости приехали ее друзья. Они стояли рядом с аудиторией, шутили; я снова стала лишней. После сессии она перестала появляться в университете: я писала, просила ее приходить, говорила, что нельзя пропускать столько. Она жалела, что поступила сюда, что впустую тратит время, жалела, что приходится ходить на пары. «Если ты не хочешь учиться – забирай документы и проваливай отсюда» - на это она ничего не ответила.
С каждым новым днем, когда она не приходила, я забывала все больше хороших моментов. Мне было невыносимо отсиживать пары, невыносимо быть там, смотреть на ее пустующее место. Я очень устала и хотела забрать документы. У меня не было сил заниматься этим всем. Мне хотелось просто лежать дома. Никуда не выходить. Ничего не делать. Я решила уйти из университета; моя одногруппница написала ей об этом.
Она пришла. Стала около деканата. И запретила мне уходить.
Через пару недель я узнала, что она забрала документы. Она остановила меня и ушла сама.
Мы праздновали всей группой день рождения; я позвала ее – и она пришла. Решила сыграть для меня на гитаре: «Может быть, мы видимся в последний раз». Конечно нет, конечно не в последний, - мне было страшно, я села рядом с ней и смотрела, как она играет. Люди заходили в комнату, где сидели мы, и выходили. Она не смотрела на меня. У нее уже была девушка, которая жила в другом городе, и она играла для меня в последний раз. Когда песня закончилась, она поднялась с дивана и сказала, что ей пора. После этого мы не виделись.
Я написала ей позавчера: «Ха-ха, может, ты хочешь зайти в университет? Я уже и не помню, как ты выглядишь», - а я помню не только, как она выглядит. Я помню о ней каждую мелочь. Она попросила рассказать о каждом: как дела, что случилось за последнее время, – я рассказала о всех, кроме себя. Но она ничего не спросила. «Приходи завтра». – «С удовольствием». Она, конечно, не пришла.
Мне обидно не то, что я вложила в нее силы. И плачу я не из-за того, что все эти усилия в конечном итоге не стоили ничего. Мне обидно, что мы не стали ближе. Обидно, что она уходила.
Мне обидно, что каждый из нас так и остался в одиночестве.источник